Россиянин дал интервью «Больше!».
– В Мадриде у тебя была ужасная инфекция, перед азиатской серией произошло еще одно не очень приятное событие (Рублев рассказал, что ему чуть не ампутировали яичко – Спортс’‘). У тебя есть ответы внутри себя, почему это происходит с твоим телом?
– Да. Ответы есть. Я их не скажу.
– Это связано с твоим ментальным состоянием?
– Да. Я знаю, почему это происходит. Но я конкретно не скажу причину. Я понимаю, и это самое главное.
– Как к тебе пришла мысль рассказать, что ты чуть не потерял яичко?
– Может быть, и глупо, что я так сделал, я не знаю (смеется). С одной стороны, как будто и дурак. А с другой стороны – мы все простые, обычные люди, у каждого в теле дохренище своих проблем. Пусть видят, что у всех они есть.
– Почему ты не стесняешься?
– Наверное, стесняюсь и стеснялся.
– Что происходит с твоей головой? Цитата: «У меня развилось биполярное расстройство, но я сам все это запустил».
– Ну нет, это вырвано.
– Тебе никто не ставил этот диагноз?
– Нет, это вырвано из контекста. Я давал интервью в начале года на английском. Суть в том, что я там говорил, что в один момент накрыло так, что просто уже не понимал, что происходит, как будто какая-то биполярка. Как пример.
Дальше это уже растащили на разные цитаты, либо как мне херово – хотя я не говорил о том, как мне херово. Просто что был этап, который я не выдерживал, и уже как будто шарики за ролики. Я просто еще не знал, как на английском сказать «шарики за ролики» – либо как «сходишь с ума», либо вот перевел как «биполярка» (улыбается). И дальше уже все растащили на цитаты и перевели на русский как есть.
– У тебя такого диагноза нет.
– А может и есть (улыбается).
– Тебе его не ставили.
Когда ты понял, что у тебя есть проблемы ментального характера?
– Всегда понимал. Но не понимал, почему и откуда. А потом понял.
Я был еще подростком, когда начал осознавать. Просто дальше постоянный анализировал, складывал какие-то квадратики, кубики, но все это было недостаточно. И, наверное, полная картинка пришла после разговора с Маратом [Сафиным] полгода назад.
– Какая для тебя эта картинка? Насколько тебе хорошо?
– Может, процентов на 30-40.
– Для среднестатистического человека фраза из того же интервью, что после «Уимблдона» ты не видел причин жить, совершенно...
– Ну это вырвано из контекста опять. Меня наоборот прикалывает, но я год мерю не месяцами, мне проще турнирами – и когда я по телефону говорил, мне проще было назвать турнир, чем какое это было время. Потому что у меня там июнь, июль, пофиг. В моменте на автомате сказал время года турниром.
Многие это поняли, что из-за матча или из-за результата – а это вообще не связано с теннисом. Связано только лично со мной. Все, что происходит на корте, связано со мной лично – либо с тем, что происходит, либо с тем, как я сложился. И все.
– Теннис – это как триггер, обнажает все проблемы?
– У каждого по-разному. Но у меня да, сложилось, что так – из-за того, как я рос, [думая], что теннис самое важное и главное в жизни. Что он выше всего, дороже всех жизней, то у меня и сформировалось, что каждый раз, когда я на корте, то это как жизнь или смерть.
Поэтому каждый раз, когда я играл, то уровень стресса и тревоги поднимались до пика, будто меня убивают. И этот стресс максимально выплескивается условно в борьбе за жизнь. У меня так случалось каждый раз, когда я выходил на корт. Поэтому в эти моменты уже ничего не видишь, не слышишь, у тебя выходит все, что внутри копишь.
– Это твоя мысль была, что теннис – это все?
– Нет, понятное дело, что воспитывали. Но это вообще здесь ни при чем, потому что я уже взрослый и осознанный. Смысл смотреть в прошлое. Тяжело сказать. Воспитывали бы по-другому – тяжело сказать, было бы по-другому, может, я вообще бы не заиграл.
Хотелось конкретно результат, чтобы я заиграл в теннис. Все для этого делалось, и я заиграл. В детстве мне нравилось играть в теннис, и другого плана в моей голове не было. Я не мог себе представить, что я делаю что-то другое.
Свежие комментарии